Глава 3
Одной из ключевых проблем связанных с пониманием роли идеологии в современных социальных процессах является представление о том, как идеология развивается во времени. По большому счет весь дискурс связанный с вопросами идеологии направлен на выявлении признаков характерных для той или иной идеологии или идеологической концепции. Такое положение дел во многом обедняет возможность понимания сути этого явления и создает ощущение большого разнообразия в плане типологизации. Поэтому для реабилитации идеологии как одного из важнейших факторов бытия общества необходимо уделить самое пристальное внимание этому вопросу.
В настоящее время сделать это будут очень не просто, так как придется продираться через бесчисленные нагромождения разного рода релятивистских конструкций, которые все свои шипы направили против самой возможности познания законов окружающей действительности в пространстве социологического знания. Тотальная атака постмодернизма с его желанием изничтожить не только все идеологии, и всех кто мог бы за них заступиться, создала ситуацию бесконечного и непроходимого болота с его яростной критикой историзма, историцизма и вообще всего и вся, что дает возможность ввести понятие пространства и время в идеологическую проблематику. В определенном смысле такую позицию понять можно. Нет ничего удивительно в том, что наполненный ужасом происходящих событий Второй мировой войны Карл Поппер писал свой труд «Открытое общество и его враги» потрясенный невероятными масштабами человеческого страдания, которое принесло человечеству тоталитарная идеологиезация общественной деятельности. Наблюдая непримиримую борьбу двух идеологий фашизма и коммунизма, которая велась до полного уничтожения, не трудно было сделать вывод об абсолютной вредности всякой идеологии как таковой. Само название его книги, название которой глубоко идеологическое, говорит о том потрясении которое он пережил. По существу это была попытка спрятаться от реальности опираясь на идеологические принципы тотального нигилизма постмодернизма и при этом весь ужас от пережитого направить на одну из сторон прошедшего конфликта, которая вышла из этой войны победителем и которая строила свой мир на идеологических принципах марксизма-ленинизма. И эта попытка оказалась весьма успешной. Успешной в том плане, что она стала составной частью либеральной идеологии, которая на протяжении второй половины ХХ века противостояла социализму и которая в конечном итоге одержала сокрушительную но во многом пирову победу. Получилось ли победить идеологию как социальное явление? Течение истории со всей очевидностью говорит о том, что этого не произошло. Роль и значение идеологии в современном обществе после победы неолиберализма не только не уменьшилась, но и совсем наоборот, значительно возрастает. Следовательно задача в настоящее время состоит не в том, что бы бороться с идеологией, а понять внутренние механизмы этого явления, понять почему это явление имеет столь разрушительную силу и можно ли ее контролировать. Однако если применить тот же метод постмодернистского отрицания теперь уже анализа самого постмодернизма и отнести его к одной из традиций философской мысли, иными словами снять с него одежды бесконечной актуальности и привести его к состоянию традиционности и историчности, то можно будет со спокойным сердцем вернуться на надежные рельсы социологического познания общества в поиске законов его развития. Таким образом в дальнейшем имеет смысл опираться на принцип историчности в изучение идеологии как социального явления и следовательно будет необходимо разделить период существования идеологии как таковой на отдельные временные периоды. Это в свою очередь ставит вопрос об уточнении терминологии так или иначе связанной с идеологией и привязкой этой терминологии к этим отдельным временным периодам.
Нужно отметить, что в области изучения идеологии как социологического феномена наблюдается довольно уникальная картина. Большое количество терминов, таких как идеологическая концепция, идеологическая доктрина, идеология и пр. в настоящее время являются по сути синонимами и позволяют по большей части написать красивый, яркий текст чем выявить какие-то существенные особенности идеологии как социального феномена.
Для описание эволюции идеологии как социального феномена его можно разделить на четыре периода. Первый период — это формирование идеологической концепции (предидеология). Второй период — это период оформления ее основных сюжетных и содержательных элементов идеологии-учения и формирование ее глобального пространства (институциализация идеологии), третий — формирование локальных идеологических доктрин (доктринальная локализация идеологии) и формирование на этой основе политических режимов, и последний завершающий четвртый этап существования постидеологии — это вырождение идеологии в популисткие идеологические проекты или радикальную идеологическую догму, которая в политическом плане как правило становиться основой для тоталитарных режимов, что приводит к окончательной дискредитации догматизированной идеологии. Конечно эта схема имеет определенные допущения, как и любая методологическая конструкция, однако она позволяет в несколько ином, чем принято в настоящее время ракурсе рассмотреть многие вопросы политической истории и открывает возможности для прогнозирования.
Предидеология
Первым этапом формирования идеологии является период создания идеологической концепции, который можно было бы определить как предидеологию. Идеологическая концепция не формируется на пустом месте. Это всегда рефлексия на процессы протекающие в обществе, которые уже обозначены, но которые еще только требуют своего осмысления и описания. Это тот самый период начала активных дискуссий, когда отдельные мыслители только начинают вглядываться в суть происходящих процессов. Удивительное время свободного полета мыслей философов и ученых, когда они еще не ограничены рамками реализовавшей себя экономической и социальной реальности, когда образы смутны и таинственны и из уже имеющихся достижений выбираются те, на основании которых будет возможно создать идеологическую концепцию, которая возможно в будущем станет большой идеологией. Так марксизм для создания своей идеологической концепций использовал уже имеющиеся достижения в области социологии, политической экономии и философии. Это достаточно четко потом было обозначено В.И. Лениным в его статье «Три источника и три составных части марксизма» в статье, которая была написана в связи с 30-летием со дня смерти К. Маркса и опубликована в легальном журнале РСДРП(б) «Просвещение» в 1913 г. В ней он представил свой сжатый анализ исторических корней, сущности и структуры марксизма и который в последующем лег в основу идеологической доктрины ленинизма.
Нужно сделать небольшое отступление и дать определение понятию «большая идеология» которое в дальнейшем будет достаточно часто встречаться. В данном случае под понятием большой идеологии подразумевается, что это идеология-мировоззрение, идеология-учение которая обладает всеми свойствами и атрибутами идеологии и самым непосредственным образом влияет на ход политических процессов в течении продолжительного исторического периода, как на страновом, так и на глобальном уровне. Так Адорно относил к большим идеологиям марксизм, национализм и либерализм. Такая классификация не совсем оправдана, как это будет показано в дальнейшем, к большим идеологиям в ХХ веке можно отнести только марксизм и либерализм, тогда как национализм это не более чем форма локализации либо одной, либо другой идеологии. История показал, что национализм может проявляться не только на правом полюсе политической жизни, но и на левом. Так социалистический выбор киатя имеет ярко выраженный националистический характер. В своей классификации Адорно пытался выгородить либерализм и представить фашизм не развитием либерализма, а своеобразным исключительным феноменом. В определенном смысле это понятно, так как в идеологическом плане его исследования были направленны против марксизма.
Вернемся к вопросу рассмотрения первого этапа эволюции идеологии. Период предидеологии, формирования идеологической концепции и начало формирование ее идеологического пространства, это период сближения взглядов отдельных мыслителей-энтузиастов, поиск сторонников и определение противников, период формирования той группы ученых и общественных деятелей, которые в дальнейшем опираясь на те представления, которые были выявлены в процессе острых дискуссий будут институциализировать идеологию. Опять же этот период очень выпукло можно наблюдать на примере марксизма. С самого начала своего формирования в марксизме обозначились две идеологические концепции, одна из которых получила название анархизм, а другая стала собственно марксизмом. В качестве лидеров анархизма выступали Прудон, Бакунин, Кропоткин и др. с другой стороны дискуссии Были Маркс, Энгельс, Каутский, Бернштейн и др. В данном случае можно определить временные рамки периода предидеологии марксизма, которые заканчиваются созданием Второго интернационала, тогда как началом формирования марксизма как идеологической концепции можно считать с периода младогегельянцев. Эта группа ученых энтузиастов сформировалась во второй половине 1830-х годов как один из множества дискуссионных кружков, появившихся в Пруссии как реакция на жёсткие духовные и политические ограничения. Основной дискуссионной площадкой был «Докторский клуб», до 1839 года находившийся в Берлине. Основным печатным органом был основанный А. Руге «Галльский ежегодник немецкой науки и искусства» который с 1841 года был переименован в «Немецкий ежегодник». В состав этой группы входили Ф. Штраус, Л. Фейрбах, Б Бауэр, А. Руге , Э Эхтмейер, М. Гесс, К.Ф. Кёплен, К. Нойверк, М. Штирнер, К. Маркс и Ф. Энгельс. Из тех кто в дальнейшем активно участовал в формировании марксизма в дальнейшем и на кого идеи младогегельянцев оказали определенное влияние можно назвать М. Бакунина и Ф. Лассаля. Именно к этому периоду можно отнести формирование наиболее важных идей, которые в последующем стали основой марксизма. Так в рамках возникшей дискуссии начатую М. Штирнером после опубликования книги «Единственный и его собственность», в которой он критиковал взгляды Л. Фейрбаха и Б. Бауэра за непоследовательность, К. Маркс совместно с Ф. Энгельсом опубликовали в марте 1845 г. работу «Святое семейство», а после совместно уже с Л.Фейрбахом и стем же М. Штирнером написали «Немецкую идеологию», которая однако не была опубликована в этот период. В этих работах К. Марк и Ф Энгельс развили идеи исторического материализма, которые были активной частью внутренней дискуссии и которые в дальнейшем стали основополагающими идеями идеологической концепции марксизма. После этих дискуссий, которые проходили в очень острой форме в 1845 году группа распалась.
После эмиграции в Лондон Маркс на ряду с другими энтузиастами левого
движения в 1864 году создает «Международную рабочую ассоциацию», которая в
дальнейшем была переименована в Первый интернационал. Этот период можно назвать
центральным в предидеологии марксизма. В
начале организация состояла из анархистов, британских тред-юнионистов,
французских социалистов и итальянских республиканцев. В деятельности
организации сразу сформировалось две соперничающие идеологические концепции.
Одну, социал-демократическую, развивал К. Маркс, другую — анархическую, М. Бакунин. В конечном итоге
противоречия между этими концепциями стали настолько острыми, что сторонники
Бакунина на Гаагской конгрессе 1872 были изгнаны из состава организации. В этом же году интернационал перебрался в
Нью-Йорк, а в 1876 году был распущен. Создание в 1889 году, уже после смерти
Маркса, Второго Интернационала можно считать завершением периода предидеологии
и началом второго периода эволюции марксизма идеологии-учения. Марксизм
окончательно приобрел глобальный международный характер и окончательно
определил все основные сюжеты своей идеологии.
Если же говорить о либерализме, то период предидеологии либерализма можно отнести к XVI-XVIII вв. Именно в этот период как теоретических предшественников либерализма
Идеология как учение сформировалось к концу XVIII — началу XIX вв., которая позже получила название “классической”. Как правило ее связывают в Англии с деятельностью кружка “философских радикалов”, опиравшихся на труды И.Бентама, Д.Рикардо, Т.Мальтуса, Дж.Милля, а также с идеями “манчестерской школы” экономического либерализма (Р.Кобден, Д.Брайт), а во Франции — с творчеством Б.Констана. “Философские радикалы” в своих взглядах отказались от концепции естественного права и общественного договора и обосновывали права индивидов, исходя из натуралистической этики утилитаризма, которая видит корни этики в удовольствии или страдании. “Природа, — писал И.Бентам, — отдала человечество под власть двух господ — страдания и удовольствия. Лишь они могут указывать, что нам следует делать и что мы станем делать”20. Исходя из этой позиции человек по своей природе действует исключительно исходя из соображениями полезности, иными словами стремясь либо к удовольствию и пытаясь избежать страдания. Так как общество — не что иное, как только сумма индивидов, оказывающих друг другу услуги, то каждый может заботится только о собственных интересах. Но согласно теории “классического либерализма” люди разумны, и понимают необходимость соблюдения норм общежития, что в свою очередь позволяет каждомустремиться к достижению своих целей. Таким образом, “общественный интерес” интерпретируется не как интерес общности, а как сумму интересов отдельных членов, составляющих общество. Либеральный принцип индивидуализма, приоритета индивидуальных интересов над социальными становится принципом онтологическим.
Классический либерализм обосновывал идею антипатернализма, настаивая, что каждый человек — наилучший судья собственных интересов. А потому общество должно обеспечивать своим гражданам наибольшую свободу, совместимую с равными правами других. При этом свобода интерпретировалась негативно, как отсутствие принуждения, как личная и гражданская свобода, как неприкосновенность сферы частной жизни. Именно эта сторона свободы представлялась наиболее значимой: политические свободы либералами начала XIX в. рассматривались как гарантия личных и гражданских прав. Б.Констан видел причины несчастий Французской революции в попытке ее лидеров воплотить античные идеи публичной свободы в современных, совершенно непригодных для нее условиях. “Личная независимость есть первейшая из современных потребностей, — писал он. — Значит, никогда не надо требовать от нее жертвы ради установления политической свободы”21. Напротив, последняя является лишь гарантией первой.
Этой гарантии “классические либералы” придавали важное значение. “Философские радикалы” считали, что, исходя из идеи полезности как главного императива поступков людей, общественная гармония определяется разумными “правилами игры”, рациональными и равными для всех, дающими индивидам возможность наиболее эффективно заботиться о собственных интересах. Однако современное государство, представляющее “корыстные” интересы аристократии и духовенства является главным препятствием к созданию таких правил. “Философские радикалы” были активными пропагандистами парламентской реформы, накануне которой была в то время Англия. Наиболее авторитетным изложением их политической программы по праву считается “Исследование об управлении” Дж.Милля (1820 г.).
Наибольшая свобода, совместимая с равными правами других, обеспеченная разумными “правилами игры”, устанавливаемыми и поддерживаемыми государством — вот кредо “классического либерализма”. В качестве главной гарантии свободы рассматривалась частная собственность, безопасности которой придавалось важное значение, а главным предметом заботы была свобода экономическая. “Классические либералы” взяли на вооружение лозунг “laissez-faire”, сформулированный французскими физиократами (Кене, Мирабо, Тюрго) и развитый английскими экономистами А.Смитом и Д.Рикардо. Они разделяли уверенность в том, что, действуя свободно, без какого-либо принуждения со стороны власти, участники рыночных отношений не только наилучшим образом реализуют собственные интересы, которые никто не может знать лучше их самих, но и по “закону невидимой руки” будут способствовать максимализации общего блага.
Следовательно, государство не должно управлять экономикой и не должно перераспределять ресурсы в пользу бедных в соответствии с тем или иным критерием общественного благосостояния. Его задача — гарантировать свободный рынок труда и товаров. Положение же бедных, по убеждению “классических либералов”, основанному на работах Т.Мальтуса, не может быть улучшено благотворительным законодательством: единственным средством к решению этой проблемы является сокращение рождаемости. В 1834 г. в Англии был принят “закон о бедных”, по которому резко сокращалась помощь беднякам со стороны церковных приходов и упразднялся налог, который взимали с богатых в пользу бедных.
Экономическая программа “классического либерализма” наиболее ярко проявилась в движении за свободу торговли в Англии, направленном против так называемых “хлебных законов”, устанавливавших протекционистские пошлины на импортируемое зерно. По утверждению лидеров “манчерстерской школы”, возглавлявших это движение, протекционистские пошлины, способствовавшие росту цен на хлеб, есть не что иное как незаконный налог, взимаемый с бедняков в пользу английских лендлордов. Отмена “хлебных законов” в 1846 г. рассматривалась как большая победа экономического либерализма в Англии.
Если в Англии главные проблемы, занимавшие либералов в первой половине XIX в., концентрировались вокруг экономики, то для их собратьев на континенте главной проблемой были политические гарантии гражданских свобод. Их политическая программа включала более последовательное разделение властей (согласно английским образцам), защиту свобод, особенно свободы слова, гарантии самостоятельности местного управления, создание Национальной гвардии, состоящей из представителей среднего класса как силы, противостоящей и черни, и королевской армии. Французский либерализм представлял собой программу “среднего класса”, противостоящего как аристократии, так и низшим слоям общества. Отстаивая идею народного представительства, французские либералы первой половины XIX в., как впрочем и английские, жестко увязывали собственность и политические права. По словам Констана, только собственность, дающая достаточный досуг, дает человеку возможность осуществлять политические права. Революции 1830 и 1848-1850 гг. во Франции в значительной мере реализовали программы либералов.
Таким образом, идеи “классического либерализма” оказали несомненное влияние на историю Европы первой половины XIX в. Вместе с тем, некоторые положения, приписываемые этой форме либеральных доктрин, не только никогда не были реализованы на практике, но и в теории были сформулированы гораздо более мягко, чем принято полагать. Это касается прежде всего идеи государства-”ночного сторожа”, миссия которого якобы сводится к установлению и поддержанию права. “Классический либерализм” действительно выступал за минимальные функции государства, но никогда не ограничивал последние областью права (хотя и рассматривал эту область в качестве главной заботы государства). Правительство должно брать на себя то, с чем не могут справиться отдельные индивиды и частные ассоциации. Оно должно поощрять развитие промышленности и таким образом создавать рабочие места, законодательными мерами способствовать частной благотворительности в пользу тех, кто не может обеспечить себя сам, смягчать негативные проявления коммерции, культивировать в обществе дух взаимопомощи. По мысли А.Смита, преимущества свободного предпринимательства будут гарантированы лишь если государство обеспечит гражданские добродетели, а потому оно должно, в частности, заботиться об элементарном образовании для бедных. А утилитаристская доктрина Бентама возлагала на государство целый ряд обязанностей, вызвавших в адрес этого теоретика упреки в чрезмерной “социальной инженерии”22. Таким образом, настаивая на сокращении функций государства, “классический либерализм” был далек от мысли ограничить его миссию сферой права.
Рассматриваемый тип либеральной теории сформировался в Европе конца XVIII — первой половины XIX в. как ответ на проблемы, поставленные ходом истории. К середине века обосновываемая этой теорией экономическая и политическая программа была отчасти выполнена. “Тремя китами” “классического либерализма” были свобода личности, понимаемая как свобода от принуждения извне, рыночные отношения, основанные на незыблемости частной собственности и минимальное государство. Этот либерализм идеализировал рыночные отношения между мелкими предпринимателями, характерные для раннего капитализма: свободный рынок казался основой “хорошего общества”, в котором ответственные граждане, полагающиеся на собственные силы, взаимодействуют к собственной выгоде и всеобщему благу. Однако на практике свободная конкуренция не привела к гармонизации общественных отношений и торжеству меритократических принципов: оказалось, что в отстуствие контроля рыночные механизмы ведут к поляризации социальных контрастов, причем в основе вознаграждения далеко не всегда лежит принцип заслуг.
Однако имеющаяся социологическая практика показывает, что период предидеологии может иметь и более сложный и продолжительный характер. Так если рассматривать эволюцию современных идеологий, то формирование неолиберализма происходило из локальных идеологических концепций, которые описывают отдельные сюжеты общественного бытия и которые принадлежат различным авторам. Таким примером локальной идеологической концепции является концепция постиндустриального-информационного общества, которая была предложена рядом ученых в 60-70 годы. Автором этой концепции в конечном счете был признан Дениэл Белл, которому однако пришлось побороться за это право с другими претендентами. Не смотря на то, что еще только произошел переход от печатной машинки к персональному компьютеру, по сути той же печатной машинки только с возможностью запоминания текстов, творческая философская мысль выявила те грандиозные грядущие общественные трансформации, которые ждут общество в будущем. Это был только самый приблизительный дискурс о возможных социальных, культурных и прочих трансформациях, которые ждут общество в связи с широким внедрением новых технологий. Но в том и особенность идеологической концепции, что она может только обозначить значимые перспективные социальные сюжеты, выхватить их из потока окружающей реальности и предложить их как будущую доминирующую тенденцию общественного развития. Однако концепция постиндустриального общества так и осталась ограниченной идеологической концепцией став частью полноценной большой идеологии, которая в настоящее время окончательно определила себя как неолиберализм. Такой же идеологической концепцией на период своего появления являлась и концепция «Открытого общества» карла Поппера. Если концепция «постиндустриального общества» была сосредоточена на технологических аспектах, то концепция «открытого общества» была сосредоточена на проблемах политических, на попытке обосновать возможность преодоления появления доминирующих в обществе тоталитарных идеологий и недопущении в будущем таких же ужасных военных конфликтов, каковым оказалась Вторая мировая война. Концепция «открытого общества» так же не смогла оформиться в полноценную идеологию, но оказала очень важное влияние на неолиберальную идеологию в особенности в плане ее основных направлений развития.
Идеологические концепции, которые стали источником для формирования неолиберализма соединившего в себе, как левые, так и правые взгляды, возникали не только на правом фланге, но и не менее активная дискуссия шла и на левом фланге. В этом плане очень показательная деятельность так называемой Франкфурской школы, которая разработала большое количество различных идеологических концепций, и одной из целью которой былоразвитие марксизма и рассмотрение его с позиций культурно-исторического анализа. Именно на этой основе в дальнейшем развивались идеи деидеологизации, сближения с либерализмом и нахождения «универсальной идеологии». Однако при этом левая дискуссия все же была ограничена рамками марксизма, который не позволял заниматься таким вопросами как периодизацией истории или же рассматривать вопрос об отрицании необходимости для общества идеологии как таковой, но сам дискурс был достаточно интенсивным. Нет ничего удивительного в том, что в процессе этого дискурса происходило постепенное сближение левых и правых, и что в результате возникла концепция нахождения идеальной, универсальной идеологии. О том как шло это сближение мы рассмотрим дальнейшем, в данном случае важно отметить, что идеологические концепции могут быть как основой для идеологии, так и источником постоянного обогащения ее содержания, и то что постоянное наличие новых идеологических концепций, которые активно появляются в идеологическим пространстве институционализированной идеологии создают то напряжение, которое привлекает к ней все больше сторонников и позволяет включить в сферу своей деятельности максимальное количество социальных и общественных институтов. Иными словами это одно из проявлений механизма непрерывной общественной коммуникации, которая необходима для развития и функционирования любой идеологии.
Таким образом имеется возможность идентифицировать первый термин в ряду исторического развития идеологии, который предшествует ее появлению — идеологическую концепцию. Так же как рисунок начерченный на бумаге не является построенным зданием, так и идеологическая концепция это только эскиз идеологии, отдельный ее фрагмент. Он может быть ярким, ошеломляющим, но так же как и в архитектуре проекты на бумаге могут быть предвестниками будущих реально построенных проектов, хоть и не будут никогда воплощены в жизнь, так и идеологическая концепция тоже может быть только проектом идеологии, который может быть как реализован в дальнейшем, а может остаться как яркое явление в истории общественной мысли.
Идеология-учение
Вторым этапом в эволюции идеологии является ее институционализация как явления мировоззренческого характера. Для этой фазы наиболее удачным может быть термин обозначающий идеологию как учение. Для полноценной институциализации идеологии и определения ее как мировоззренческого учения необходимо разрешить два очень важных вопроса:
- Доказательства данной идеологии как научной системы.
- Определение идеологической системы в культурно-историческом пространстве.
Ответ на эти вопросы создает основное идеологическое пространство формирующейся идеологии. Достаточно наглядно это можно рассмотреть опять же на примере марксизма. В рамках этой идеологи ответ на эти вопросы был дан за счет творческого и не всегда корректного синтеза различных направлений социологической мысли. Ленин говорит о трех источниках марксизма: немецкой философии, английской политической экономии и французского социализма. На самом деле их все же четыре. Эволюционная теория Ч. Дарвина имела очень важное значение для разработки важнейшего самобытного учения Маркса и Энгельса, теории о общественно-экономических формациях, которая в наиболее четкой своей форме была сформулирована в работе Энгельса «Происхождение частной собственности, семьи и государства», и уже окончательную хрестоматийную форму приняла благодаря советской социологии. Основываясь на диалектике Гегеля и историческом, стадиальном подходе рассмотрения истории человечества, марксизм смог сформировать себя как идеологию-учение, которое опираясь на доказанную естественно-научную картину мира могла предложить обществу учение об обществе и основных направлениях его развития и трансформации. Именно это обеспечило ему такую популярность и именно это является основой его влияния до сих пор.
Как уже отмечалось, в рамках научного основания идеологии очень важен вопрос об определении идеологии в пространстве-времени. Если для марксизма с его всеохватностью этот вопрос решается достаточно легко, то для отдельных идеологических доктрин это представляет определенные трудности. Так фашизм, который по сути является тоталитарной идеологической доктриной либерализма, это происходило через культурно-исторический подход. Фашизм, который так же как и ленинизм или маоизм, является локальной идеологической доктриной только в отличии от двух первых не марксизма, а либерализма, стремился найти для себя основания в прошлом, через оккультные науки, так как на тот период пространство естественно-научного обоснования было прочно занято марксизмом. Массовое увлечение восточными культами и практиками в первой половине ХХ во многом этому способствовало. В этом отношении фашизм выступает в определенном плане противоположностью коммунизму в отношении взаимодействия с пространством-временем. Фашизм изначально был направлен на создание чего-то статичного, монументального — тысячелетнего рейха, ее реализация виделась как неизменная и вечная социальная пирамида по аналогии с египетским пирамидами. Неудивительно, что для фашистов прошлое было важнее будущего. По сути у идеологов фашизма не было других вариантов. С одной стороны они были очень ограничены и во времени, им было необходимо решить вопрос проекции своей идеологии в бесконечное прошлое в максимально короткие сроки, с другой будучи доктриной либерализма они не могли не исходить из того культурно-исторического разрыва, который был изначально заложен в либерализм в момент его становления и для того, чтобы отделить себя и от либерализма, выделиться в отдельное, самостоятельное идеологическое пространство, необходимо было это пространство найти. Оккультизм, неоязычество и стали этим пространством. Именно по этой причине фашизм имел столь напряженные отношения с католической церковью. Они не могли опереться ни на религию, по отношению к которой они занимали скорее прогматическую позицию, ни на естественно-научный подход где господствовал марксизм. Единственное, что оставалось это использовать различные форматы эрзац-религии в сочетании с языческими культами и тем самым создать для себя культурно-историческое пространство в прошлом. Именно из таких же позиций в дальнейшем исходили идеологи либерализма, которые предложили рассматривать общество не с экономических позиций, а с позиций культурологических. В результате реализации этих подходов на свет появилась теория цивилизаций А. Тоинби изложенная в его работе «Постижении истории» и которая во многом была созвучна с идеями Освальда Шпенглера. В последующем эта концепция была немного улучшена и драматизирована С. Хантингтоном в его «Столкновении цивилизаций», при этом сама эта концепция активно противопоставлялась марксизму, хотя объективно с научной точки зрения такое противопоставление бессмысленно и имеет исключительно политический характер. Благодаря этой теории либерализм наконец-то обрел для себя в современном мире историко-культурное пространство. При этом достаточно большая часть марксистов также активно сместились в понимании истории в направлении культурно-исторического анализа процессов развития общества. В результате пути неомарксистов и неолибералов пересеклись, произведя на свет идеологию неолиберализма.
Для более обстоятельного рассмотрения этого вопроса необходимо снова сравнить идеологию и религию. Так или иначе но у любой религии это вопрос разрешен, причем никакая идеология не может сравниться с религией в этом плане, так как религия претендует не только на историческое но и эзотерическое пространство. Религия прекрасно существует в пространстве прошлого, настоящего и будущего, а так же в пространстве бесконечного (понятие о вечной загробной жизни). Все религии можно условно разделить на три основные группы. Религии которые предлагают приспособиться к окружающему миру, религии которые предлагают уход из этого мира и религии которые предлагают овладение окружающего мира. Христианство, которое является основой для всех ныне существующих идеологий относится к той группе религий, которые стремятся миром овладеть и именно по этой причине оно стало основой для современной цивилизации и основой для научно-технического прогресса.
Начав с светских бесед французских интеллектуалов, либерализм довольно быстро сформировал себя как политическое течение и проявил себя в ходе Великой Французской революции. Опираясь в рамках проекта модерна на идеи рационализма и научного подхода к окружающему миру, исходя из идеи прогресса, либерализм создал обширное идеологическое пространство на котором в последующем было сформировано большое количество различных идеологических концепций, как прогрессивного, так и консервативного плана. В этом плане марксизм, это более расширенная и более научно обоснованная модернисткая концепция, который выстраивал свою мировоззренческую программу исходя из эволюционизма Дарвина и диалектики Гегеля. Благодаря более глубокой на период своего формирования научной проработки мировоззренческой концепции марксизм мог также апеллировать через естественно-научный подход к изначальности сотворения мира, только уже не в рамках реализации божественной воли, а в рамках научных знаний, и тем самым подтвердить себя этой научной бесконечностью и объективностью. В этом плане либерализм «догнал» марксизм уже в 20 веке в рамках цивилизационной концепции А. Тоинби.
Обе эти идеологии не смотря на непримиримое противоборство имели одну важную особенность, которая была присуща им обоим. Это непримиримое отношение к церкви. Это ярко проявилось в ходе Великой Французской революции, так же ярко это проявилось и в ходе революции в России. Начиная с эпохи Просвещения новый свободный человек стремился встать на место бога создавая новый секуляризированный мир, мир в котором стремился исключить религию и к ХIХ век ему это сделать практически удалось. Вера в прогресс и всесилие научного знания привело к тому, что религия была демонстративно и самым радикальным образом отправлена на свалку истории в результате самого успешного модернистского эксперимента, который был поставлен большевиками в России. Место религии заняла идеология. Место религиозной коммуникации заняла коммуникация идеологическая. Человек сам занял место бога и достаточно долго полагал, что его разум позволит создать гармоничное общество на земле. Весь пафос социальных революций ХХ века заключался в веру всесилия человека и его возможности подчинить себе природу. Порой возникает иллюзия того, что либерализм не может быть основанием для тоталитарных режимов. Однако это не так. Наиболее ярким проявлением либерального тоталитаризма стал фашизм — по сути локальная идеологическая доктрина либерализма. Как бы не пытались откреститься от фашизма либеральные идеологии, но идеи расизма и расовой неполноценности, идеи «миссии белого человека» — все это неотъемлемые составляющие истории либеральной идеологии. Показательно, что в предверии его появления миру была предложена утопия либерализма в виде фантастического романа О. Хаксли «О дивный, новый мир». Во многом фашизм стремился осуществить эту утопию и вполне возможно, что если бы фашизм оказался более успешен в военном и политическом плане, то и осуществил.
Идеологическая доктрина
Теперь имеет смысл перейти к следующему этапу развития идеологии — формированию идеологических доктрин. Если говорить о самом этом явлении, то необходимо отметить, что это неотъемлемая составляющая идеологии как общественного явления. После того как идеология сформировалась как учение у ее сторонников возникает вполне закономерное желание в ее реализации. Именно это стремление к практическому воплощению идеологии и приводит в появлению идеологических доктрин. Как правило центр внимания у идеологов, которые разрабатывают и реализуют эти доктрины, связан непосредственно с политической борьбой. В связи с этим содержание наратива идущего в рамках идеологии становится проще,уходит от философских категорий и начинает ориентироваться непосредственно на прикладные аспекты идеологии. Как правило идеологические доктрины дают ответ на 4 основные вопроса:
- В пользу какого общественного слоя или социальной группы эта идеология призвана защищать имущественные и культурные интересы.
- Каким образом предполагается распределение создаваемых общественных благ.
- Посредством какого социального института этого можно добиться.
- Какова пространственно-политическая локализация этой идеологии.
Если дать ответ на первый пункт из этого списка, то ответ достаточно прост.
Для марксизма — это пролетариат, который по мнению идеологов являлся самым передовым социальным классом и посредством деятельности которого можно совершать радикальные социальные преобразования. Ответ на второй опрос в плане собственности — ее обобщение и огосударствление, ответ на третий вопрос заключается в установлении диктатуры пролетариата, политического авторитаризма или тоталитаризма, а в плане политической локализации в рамках локального государства, но с программой экспорта этой идеологии за его пределы.
Для либерализма ответы на эти вопросы могут звучать следующим образом. Ответ на первый вопрос — это индивид, который исходит из принципа изначального разделения общества на тех кто доминирует, и тех кто в обществе доминировать не может, для фашизма это идея несколько видоизменяется и на место уникальной доминирующей личности, приходит доминирующий народ, совокупность сверх-личностей. В плане экономики это сохранение частной собственности и перераспределение общественного богатства через интсрументы рыночной экономики. В плане государственной политики — это правовое или полицейское государство. В плане локализации — это реализация в рамках отдельного государства с последующим экспортом этой идеологии за его пределы. В сущности если мы будем сравнивать на примере Великой Французской революции и Русской революции 1917 г. локализации идеологии в рамках идеологических доктрин, то увидим достаточно большое сходство. Не смотря на то, что идеологические доктрины различаются в политическом плане сообщества ведут себя совершенно одинаково. В данном случае может возникнуть возражение в том плане, что большевики рассматривали Великую Французскую революцию как эталон и брали с нее пример, но любой пример можно воспроизвести только тогда, когда для этого имеются соответствующие условия, а из этого следует, что перед нами единый феномен.
Очень важным показателем того, что эволюция идеологии дошла до стадии появления идеологических доктрин является появление территорий, на которых эти доктрины могут быть реализованы. При этом другой не менее важной особенностью является дискретность по отношению к прошлому, стремление разорвать прошлое и будущее. Достаточно наглядно можно проследить процесс формирования идеологической доктрины на примере Октябрьской революции. На примере марксизма видно, что формирование идеологической доктрины зачастую происходит в радикальном дискурсе с базовыми «научными» основаниями идеологии. Как уже отмечалось выше Маркс очень не любил когда его систему взглядов называли идеологией. Он понимал идеологию как искаженное сознание защищающее идеи правящего класса. Научное понимание мира по его мнению должно дать человечеству новый, истинный подход. Этот тезис был краеугольным камнем идеологии марксизма. Научность была их религией и именно на эту веру покусился Ленин. Понимая, что для захвата политической власти необходима более радикальная политическая доктрина, чем та которую можно сформулировать исходя из основных положений марксизма, полагающего, что социализм возможен только при доминировании рабочего класса в обществе, и следовательно это эволюционный продолжительный процесс, Ленин идет на радикальную ревизию этого положения. Сразу же после своего возвращения в Россию он предложил совершенно антинаучную по отношению к классическому марксизму политическую программу по проведению социалистической революции в экономически отсталой, практически аграрной стране. Неудивительно, что подавляющая часть социал-демократов крайне негативно отнеслась к позиции Ленина с его призывом к социалистической революции по той простой причине, что она полностью противоречила «научным» взглядам на общественные процессы изложенные в марксизме. Маркс утверждал о том, что социалистическая революция возможна только тогда, когда общество пройдет через стадию буржуазно-демократической революции и пролетариат станет доминирующим классом общества. Взгляды Ленина радикально противоречили взглядам Маркса и Энгельса на развития общества как эволюционного процесса. Рассматривая жизнь общества как бытие социального организма Маркс не мог формулировать свою систему взглядов иначе. Эволюционизм, столь наглядно доказанный Дарвином и ставший доминирующим критерием научности, Маркс отрицать не мог, а следовательно и для перехода на новый уровень развития общества необходимо было накопить определенную массу социальных изменений в социальной структуре общества. Такой, научный взгляд на общество и на процессы его развития, как на естественный природный процесс делали Марксизм крайне привлекательным, формируя у его сторонников представление о правильности данного мировоззренческого взгляда на мир. Ленин же отбросил эволюционную, естественно-научную обусловленность развития общества и предложил поставить социальный эксперимент по радикальному переустройству общества не имея для этого необходимых оснований. Так внефракционный социал-демократ Н.Н. Суханов (Гиммер) вспоминал свои впечатления от первого выступления Ленина с своей радикальной политической позицией: «Мне не забыть этой громоподобной речи, потрясшей и изумившей не одного меня, случайно забредшего еретика, но и всех правоверных. Я утверждаю, что никто не ожидал ничего подобного. Казалось, из своих логовищ поднялись все стихии, и дух все сокрушения, не ведая ни преград, ни сомнений, ни людских трудностей, ни людских расчетов, носится по зале Кшесинской над головами зачарованных учеников». Впечатление было ошеломляющим. Встреча закончилась около 4 часов ночи. Наспех Ленин записал план своего выступления на небольшом листе бумаги. Этот листок с изложением основных положений доклада получил название «Апрельские тезисы». В ночь с 3 (16) на 4 (17) апреля на собрании большевиков в особняке балерины М. Ксешинской Ленин впервые зачитал свои тезисы. А уже на следующий день Ленин выступил на собрании большевиков, участвовавших во Всероссийском совещании Советов рабочих и солдатских депутатов. Ленин был крайне радикален. Он предлагал меры по преобразованию партии и всего социал-демократического движения. Он призывал как можно быстрее собрать съезд партии, на котором изменить ее программу и даже название. Ленин призывал резко отмежеваться от социал-демократии и даже изменить название своей партии на «коммунистическую». Не удивительно, что такая позиция получила крайне негативную реакцию . Сразу после доклада начали раздаваться крики возмущения. И. П. Гольденберг назвал Ленина анархистом и наследником Бакунина. Против идей Ленина выступили представители всех направлений социал-демократии. Его поддержала лишь А. М.Коллонтай. Известный меньшевик Н. С.Чхеидзе подводя итог дискуссии сказал, что «вне революции останется один Ленин, а мы пойдем своим путем». По воспоминаниям большевика В. Н.Залежского, «в тот день (4 апреля) товарищ Ленин не нашел открытых сторонников даже в наших рядах». Большевики боялись полной изоляции партии, если она встанет на точку зрения Ленина. Однако, несмотря на разногласия, руководители большевиков приняли решение подвергнуть «Апрельские тезисы» открытой дискуссии, и 7 (20) апреля 1917 г. они были опубликованы в «Правде» с комментариями Ленина. В ответ в социалистической прессе появилось множество критических статей, посвященных ленинской программе. Г. В. Плеханов посвятил ленинской позиции специальную статью «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас интересен». В конечном итоге позиция Ленина победила, так как по видимому у него были и другие, помимо идеологических, аргументы для убеждения.
На данном примере достаточно ярко можно показать как функционирует идеология как социальный феномен. По сути Ленин вместо размытой и достаточно абстрактной концепции о том, что для того, чтобы произошла социалистическая революция, необходимо наличие определенных, объективных исторических факторов, предложил простую идеологическую доктрину, программу действия. Появление таких доктрин, когда на смену философам приходят «люди дела», суровые практики политической борьбы, также является показателем того, что данное общественное явление является идеологией, со всеми необходимыми атрибутами. Нужно разу же сказать, что ленинизм не является уникальной идеологической доктриной в марксизме. Таких доктрин было достаточно много, хотя в основном они имели локальную привязку к национальным или государственным образованиям. Так Китай, Югославия, Куба, Албания, Северная Корея и пр. имели свои, порой весьма оригинальные идеологические доктрины и успешно их претворяли в жизнь. При этом между ними порой возникали настолько серьезные противоречия, что дело доходило до открытых военных конфликтов. В определенном смысле можно утверждать, что для того, чтобы у идеологии появились свои идеологические доктрины, она должна достигнуть определенного уровня зрелости, только тогда возможно схлопывание полноценного идеологического дискурса и переход к его упрощению, выявлению доминирующих прикладных идеологических сюжетов и отсечение тех сюжетов и тем, которые могут поставить под сомнение реализацию доктрины на практике.
Во многом именно это и произошло с неолиберализмом. Конкуренция двух идеологических систем велась о возможности построения рая на земле, у каждой из них была своя утопия. Одни предлагали рай в будущем — коммунизм. Другие предлагали рай в настоящем — общество потребления. В результате победила идея создания рая в настоящем. Только эта победа либерализма оказалась пировой. Реализация либеральной утопии не состоялась, точнее произошло совсем не то, что ожидалось. Устранив идеологического конкурента либерализм не смог предложить миру возможность стабильного, глобального устойчивого развития. Миру была предложена политическая нестабильность, экспорт либеральной идеологии с применением военной силы, практически новое издание политики неоколониализма. Жертва Советского Союза оказалась напрасной, мир не стал стабильнее, а количество глобальных проблем не только не уменьшилось, но и возросло. Не удивительно, что в данных условиях происходит возврат к религиозности. Постсекулярный мир оказался по прежнему опасным и непредсказуемым и он не смог предложить человеку пространство в котором он бы мог обрести для себя стабильность. Главная причина заключается в том, что в нынешних условиях сам человек оказался главной угрозой. Именно от его деятельности проецируется наибольшее количество социальных страхов. Человек оказался настолько неразумным, что пока не может справиться с глобальными проблемами, а только увеличивает их количество. Поэтому в качестве альтернативы общество начинает возвращаться к уже имеющемуся опыту и возрождение религиозного мышления яркое тому подтверждение. Попытки же предложить обществу симулякр в виде «Целей устойчивого развития ООН» как новый глобальный идеологический проект разбиваются об экономические кризисы и политические противоречия между странами. По сути это была попытка создать новую утопию, которая как уже не раз показывала история не реализуема. Она невозможна не потому, что для этого нет технологических условий. С этим все в порядке. Она не реализуема, потому что представляет собой проект об обществе, которое должно достигнуть какой-то формы статической стабильности, что по факту является регрессом. Нет ничего удивительного в том, что идеи устойчивого развития самым непосредственным образом потянули за собой идеи мальтузианства и экономического ограничения. Идеологическая исчерпанность всегда ведет к такому взгляду на мир и общество. И в этом плане текущая ситуация не является чем-то исключительным. Именно из таких взглядов исходил фашизм изначально предполагавший сокращение потребления одних народов за счет других и естественно фашизм не стремился к постоянной дискуссии со своими идеологическими оппонентами, он предпочитал их физически устранять и с помощью насилия утверждать свою идеологию. Таким же образом в настоящее время поступают неолибералы экспортируя свои идеи с помощью цветных революций и прямых военных интервенций, по сути так стремятся поступать все народы, которые вместо идеологии имеют идеологическую доктрину.
Постидеология.
Если исходить из общего философского фона современного мира, в котором доминируют идей постмодернизма с его недоверием к большим меттанаративам, то вполне естественно, что и в политическом плане будет доминировать аналогичная ситуация которая связана с нигилизмом по отношению к большим идеологиям и ростом популизма. Пестрый набор политических программ основанных на конъюнктурном, ситуативном подходе, при котором политологи становятся скорее политическими маркетологами и стремятся «подслушать» интересы населения и на этой основе сформировать политическую позицию, наглядно свидетельствует о кризисе всей политической системы в целом. Достаточно определенно можно охарактеризовать существующую ситуацию ситуацию как ситуацию постидеологии по трем основным признакам:
- Это практическое полное слияние в идеологическом плане правящих центристских партий на основе неолиберальной идеологии.
- Глубокое разочарование избирателей в правящих партиях и нигилизм по отношению к институтам политического представительства.
- Резкий рост влияния партий популистского толка, которые концентрируются на локальных политических проблемах и предлагают простые и радикальные решения.
Данное положение дел характерно прежде всего для стран Западного мира. Но так как именно они в настоящее время формируют основные социальные тренды в обществе, то именно на ситуацию в этих странах следует обратить основное внимание.
В современной политологии под популизмом, как правило, подразумеваются политические движения, которые позиционируют себя истинными защитниками интересов широких масс в отличии от представителей правящих партий, которые упрекаются в коррумпированности и в нежелании реагировать потребности народа. Особенностью этих партий является то, что они предлагают простые способы решения социальных проблем, выражают резкое недоверие к существующим политическим элитам и к представительным государственным институтам, предлагая прямое участие народа в управлении государством. Очень часто эти политические организации имеют яркого харизматичного лидера. Однако в настоящее время помимо тех партий и движений, которые выступают с заведомо невыполнимыми предложениями к популистам стремятся отнести и партии консервативной направленности, которые выступают против тотального доминирования неолиберальной идеологии. В определенной степени обвинение в популизме в современном западном политическом пространстве представляет форму политической демагогии со стороны правящих как лево так и правоцентристских партий, политические программы которых в настоящее время практически не различимы, и проистекают из желания сохранить свое политическое положение, а также в отстаивании идей неолиберального мейнстрима.
В настоящее время в основе популизма лежит протест широких слоёв населения, преимущественно прекариата и мелких буржуа, против государственной системы, которая по их мнению только имитирует деятельность и полностью профанировала деятельность демократических институтов и процедур. Этот феномен получил название западной политологии «пост-демократии». Не смотря на то, что у власти чередуются правоцентристские и левоцентристские силы, их идеи и реформы принципиально не отличаются друг от друга и по сути являются оттенками либерализма или неолиберализма. Сами же политические компании больше напоминают телевизионные шоу и имеют ярко выраженный манипулятивный характер. При этом избиратели считают,что вне зависимости от смены у власти левых или правых центристов, решения на государственном уровне принимаются крупным капиталом, через систему лоббизма.
Одна из наиболее влиятельных теорий популизма была создана Э. Лакло. Он считал, что популизм органичная часть демократии. По его мнению популизм возникает тогда, когда в политическом дискурсе образуется структурные противоречия. Такая ситуация приводит к тому, что на основе этих противоречий начинают возникать различные идеологические комбинации порой достаточно противоречивого плана. Лаклау утверждал, что популизм как явление постоянно игнорируется политическими элитами, причем это игнорирование имеет исключительно политические мотивы. Главное в негативном отношении к популизму заключается в том, что ему отказывается в праве на политическую рациональность. Популизм как правило принято представлять в чисто негативных понятиях «нечеткости», «манипулятивности», «антиинтеллектуальности» и пр., в противовес рациональной политике правящих политических партий. Зачастую популизм просто приравнивают к «простой риторике» в противовес «идеологичности» классических партий. Ключевым элементом в анализе популизма для Лаклау является понятие социального требования. Он считает, что популизм не выражает требований определенной группы, а сам производит группу путем конструирования абстрактного «народа». По его мнению популистская идентичность «неопределенна» и по этой причине не оперирует глубокой рациональной программой. Она вынуждена артикулировать самые разные запросы общества, по сути представляя дискуссионный суп из которого в последующем возникают идеологические концепции в том случае если эти требования не возможно удовлетворить и они касаются больших групп населения. При этом граница между отдельными недовольными сообществами и властью находится в постоянном движении, значения «сообщества» и «власти» смещаются, что по сути является процессом политической борьбы. Теория популизма Лаклау позволяет рассмотреть политическое пространство как среду постоянного производства политических разделений, что в полной мере соответствует постмодернистскому взгляду на общество. В условиях полного недоверия «большим наративам», нигилизма по отношению к политической деятельности как таковой, популизм из явления политической периферии перемещается в центр политической жизни общества с одной стороны становясь лабораторией для выработки идеологических концепций будущего, с другой дезоориентируя общество создавая условия для прихода тоталитарных политических сил.
С хронологической точки зрения, начало нового популистского периода в европейской политике можно отнести к середине 2000-х годов (создание «Движения 5 звезд» в Италии), а переход в видимую фазу и расцвет — к началу и середине 2000-х годов.
Не смотря на то, что в европейской экономике стали усугубляться системные экономические проблемы, потребительский характер общества, направленный на постоянный рост удовлетворения потребностей, никуда не делся. Однако действующая политическая и экономическая система уже не могла удовлетворять существовавшие запросы. Переключив внимание населения на отвлеченные абстрактные вопросы, основанные на ценностном фундаменте, европейские элиты оказались не способны. Традиционное разделение политических сил, исходя из идеологической самоидентификации, уже не работает, население предпочитает выбирать не идеологию, а набор благ, который ассоциировался с той иной политической силой. В этих условиях для популизма открылись хорошие перспективы которыми они и воспользовались приступив к формированию новых общностей, которые не имеют устойчивого и долгосрочного характера, как традиционные общности: национальные, профессиональные, этнически и пр.
Показательно, что первая популистская политическая сила, которая сумела добиться существенного успеха, возникла на юге Европы, которую кризис европейской экономической и социальной модели затронул в первую очередь. Италия, чье популистское «Движение 5 звезд» стало образцом для последователей в других странах Европы. Причиной его появления и быстрых успехов стало прежде всего социально-экономическое состояние Италии, снижение качества жизни населением страны. На первоначальном этапе ставка делалась на формирование сети активистов и отработке коммуникационного взаимодействия как между ними, интернет-сайт движения стал основным стержнем его организационной структуры. В целом инициаторы проекта копировали логику коммерческих интернет-проектов. На первоначальном этапе не было никакой идеологической повестки, только конкретные проблемы. В последующем тематика движения была расширена. Общенациональный триумф движения наступил в 2008 году. На выборах в итальянский парламент 2013 года «Движение 5 звезд» набрало 25,1 процента голосов избирателей
Успех «Движения 5 звезд» был повторен другими политическими силами по всей Европе. Испанская партия «Podemos» за очень короткий период после своего основания стала второй по численности и третьей по представительству в парламенте партией страны. Другим примером является греческая «Коалиция радикальных левых» (СИРИЗА). Однако пиковой точкой успеха популистских технологий в европейской политике стала президентская кампания во Франции 2017 года, а чуть ранее — референдум в Великобритании по поводу Brexit. И в том и в другом случае активно использовались популистские технологии, причем на выборах во Франции эти технологии применяли оба фаворита, которые позиционировали себя как представители антисистемы. Оба кандидата и победитель выборов Эммануэль Макрон и левый кандидат Жан-Люк Меланшон выстраивали свою политическую программу как популисты.
Основные позиции этих популистских партий Европы можно сформулировать по четырем доминирующим направлениям:
Во-первых, это критика провала политики неолиберального мультикулторизма и непосредственно связанный с этим острый миграционный кризис. При этом если до определенного времени эта позиция популистов критиковалась со стороны правящих партий, то теперь ситуация изменилась и представители правящих элит Германии, франции и Великобритании признали остроту проблемы. Сейчас их высказывания в этом плане еще десятилетие назад выглядело бы как самый радикальный популизм. Так по признанию бывшего британского премьер-министра Дэвида Кэмерона, «толерантность, основанная на невмешательстве в дела тех, кто отвергает западные ценности, себя не оправдала. Необходимо перейти к «мускулистому либерализму», при котором национальная идентичность формируется за счет демократии, равных прав, главенства закона и свободы слова».
Во-вторых это мировой экономический и финансовый кризис, который наложился на фундаментальные проблемы в развитии европейской интеграции и который по всем параметрам приобрел непрерывный и нарастающий характер. Политика скрытого, а во многом уже и открытого разорения периферии Европы в ползу транснациональных корпораций Центральной Европы привела к глубокому системному кризису ЕС, поставив вопрос об эффективности интеграционного проекта и самой модели региональной интеграции. Основные трещины нарастающего кризиса евроинтеграции связаны с экономической, и политической дифференциацией внутри ЕС, и незавершенностью валютой и фискальной конструкции еврозоны.
В-третьих, данная ситуация связана с кризисом демократической легитимности в странах ЕС, который имеет двойное измерение. Первое – это напряженность в отношениях между элитами и обычными гражданами, которые сегодня не доверяют ни идеологическим ни технократическим правительствам. Второе – это недоверие граждан к наднациональным структурам и механизмам. Если граждане не испытывают доверия к своим политикам, то как они могут доверять бесстрастным бюрократам и технократам из Брюсселя? Это тотальное недоверие всем политикам самый актуальный феномен современной Европы и во многом является признаком постидеологии.
В настоящее время идеологические различия между крайне правыми и крайне левыми партиями в странах Европы сглаживаются их неприятием европейской интеграции. Не смотря на то, что антиевропеизм этих партий имеет разные истоки – националистические у правых и антиимпериалистические у левых, в результате они смыкаются. И это достаточно естественно. В условиях кризиса модель независимого государства оказывается гораздо более эффективная, чем не совсем понятна интеграционная модель, которая требует в замен на экономическую помощь разрушения отдельных отраслей экономики или скатывания в долговую кабалу. Не одинаково и их влияние на общественное мнение в странах ЕС. Есть парламентские популистские партии, что делает их не такими уж и популистскими как этого хотелось бы неолиберальным центристам, как например, «Национальный фронт» Марин Ле Пен, а есть маргинальные партии такие, как итальянская «Нет евро». Правые, как правило, не стесняются в выражениях выступая против мигрантов, левые строят свою критику против диктата Брюсселя и его финансовой политики ЕС, обещая бедным слоям населения повышение доходов и улучшение социальной защищенности. Правые евроскептики, много рассуждают об излишне патерналистской европейской экономической и социальной системе, которая социальными пособиями принципиально снизила мотивацию к труду, привела к сокращению рабочего дня и трудоспособного возраста, подстегнула миграцию. В средствах массовой информации постоянно появляются статьи об иждивенчестве мигрантов. Вместе с тем, именно правые популистские партии по мнению руководства ЕС, представляют главную опасность для будущего европейской интеграции, поскольку они говорят о необходимости вернуться к «истинным национальным ценностям», среди которых национальное государство является одним из ключевых, как альтернативе европейской идее.
Наиболее наглядно особенности современного популизма можно рассмотреть на примере Франции. Общая позиция популистов этой страны исходит из того, что передача Францией части суверенитета в наднациональные органы ЕС означает теперь, что многие решения, которые затрагивают интересы французов, принимаются еврочиновниками-технократами в Брюсселе. Таким образом институты демократии теряют прямую связь с народом. Не смотря на то, что термин «популист» во Франции звучит почти как оскорбление, но его частое использование во многом исказило истинный смысл: зачастую те кто критикуют центристов сразу получают ярлык «популистов». Основными «популистами» современной Франции являются два движения, представляющие противоположные фланги политической системы. Правые это «Национальный фронт» (НФ) во главе с Марин Ле Пен, левые – «Левый фронт» (ЛФ), возглавляемый Жаном-Люком Меланшоном. В феврале 2012 г. в разгар предвыборной президентской кампании, ведущая газета «Le Monde» вышла с передовицей: «Меланшон – Ле Пен: схватка популистов». Однако у них много общего. Они обличают элиту Пятой республики, связанную с крупным капиталом, критикуют предпринимаемые меры по преодолению экономического кризиса, евроинтеграцию, выступают в роли защитников простого народа. Естественно, что оба политика находят очень критически относятся и друг к другу. Однако левый и правый популизм во Франции имеет существенные отличия. Основное различе заключается в том, что Марин Ле Пен позиционирует себя как защитника интересов всей французской нации, не делая различий между социальными слоями, защитить которых сможет по ее мнению только сильное государство. В её речах борьба с кризисом переплетается с борьбой с терроризмом, евроинтеграцией, глобализацией, миграцией и другими реальными или мнимыми угрозами для французской нации. В этом плане эту партию можно определить как партию национал-популистскую. Риторика Меланшона в свою очередь ультралевацкая, антикапиталистическая. Он критикует крупный бизнес страны, эпатирует аудиторию, сыплет антибуржуазными цитатами и лозунгами в духе коммунистов 1930-х гг. Всё это напоминает скорее спектакль, чем политическую агитацию. Таким образом, если Марин Ле Пен говорит от имени французских низов, то Меланшон скорее играет в популиста. Результаты выборов последних лет ярко показывают, что системные силы воспринимают угрозу со стороны лепеновцев куда реальнее, чем со стороны ЛФ.
Если же говорить о стране победившего популизма, то это Дания. Датская народная партия (ДНП) перехватила ряд лозунгов националистов, выступает за жесткую политику в отношении мигрантов, против популяризации гомосексуальности, легализации усыновления детей однополыми парами, ужесточение наказания за растление малолетних etc. Во многом политический успех этой партии связан с проблемами миграции. В датстком обществе утвердилось мнение о том, что натурализация мигрантов-мусульман возможна только путем безоговорочного принятия всех без исключения ценностей датского общества в ущерб культурным и религиозным ценностям мигрантов и никакая толерантность в этом вопросе не приветствуется. Именно такую позицию проводит в жизнь ДНП и именно это сождает ей широкую электоральную поддержку со стороны населения. ДНП имеет большие политические ресурсы на принятие политических решений в стране и за ней закреплен статус «партии поддержки» либерально-консервативной коалиции. В настоящее время она имеет 16 представителей в парламенте Дании и представлена одним депутатом в Европарламенте, а ее лидер Пиа Кьерсгор по мнению большинства датчан является самым харизматичным политиком Дании.