Одной из ключевых проблем идеологических концепций консервативного и традиционалистского направления является проблема прогнозирования будущего. По большому счету все, что касается будущего и его вероятностных прогнозов на сегодня практически полностью отдано на откуп трансгуманизму, который составляет ядро современной неолиберальной идеологии. Если говорить о консерватизме, то перед ним в принципе не стоит вопрос о будущем. Задача консерватизма как идеологической концепции стабилизация и консервация текущего положения дел вне зависимости от той ситуации, которая имеется в обществе. Разумеется, от сторонников консерватизма можно услышать возражения о том, что современный консерватизм это идеология развития и прогресса, но как показывает историческая практика, консерватизм оказывается не состоятельным перед напором социальных и технологических трансформаций в обществе, и позиция «сохранить все как есть ничего особенно не меняя» в результате ведет к социальному и экономическому застою. Что касается традиционализма, то у этого направления имеется гораздо больший потенциал для осмысления будущего. В этом плане имеет смысл рассмотреть этот вопрос с позиции нового традиционализма, основная идея которого исходит из переосмысления роли и значения традиции в современном обществе и формирования на этой основе возможностей для стабильного и гармоничного развития.
На первый взгляд обращение к традиционализму как идеологической платформе, с помощью которой можно делать футуристические прогнозы кажется невозможным. Исторически понимание традиции и традиционализма сложилось таким образом, что традиционализм обращен исключительно к прошлому. При этом, доминирует представление о том, что традиция антагонистична техническому прогрессу и социальному развитию. Подобное вульгарное понимание традиции во многом связано с политическими процессами, которые происходили в последние 200 лет и которые строились на формировании «непримиримых» конфликтов между прошлым и будущим. В наибольшей степени в этом преуспели идеологии левого толка, лозунгом которых было «до основания, а затем». Очевидный крен влево, который сейчас наблюдается в неолиберализме, особенно в области этической повестки, и та непримиримость в борьбе с прошлым, которая проявляется в борьбе с памятниками, достаточно наглядное тому подтверждение. Однако в современном мире произошли большие изменения в области классических представлений о том, что можно отнести к правой, а что к левой повестке. Не углубляясь в данном случае в тонкости этого вопроса, хочется отметить, что в настоящее время начинают формироваться два достаточно четких идеологических полюса, которые условно можно отнести к левой или правой идеологической повестке. Сложность заключается в том, что доминирующей темой в данном случае становится конфликт между глобализмом и его идеологией неолиберализмом, и национализмом и его различными вариантами консервативных и традиционалистских течений. Той остроты противоречий связанных с отношением к собственности, которыми был наполнен ХХ в. настоящее время нет. Так или иначе, но человечество пришло к консенсусу в плане понимания того, что современная экономика наиболее эффективно может развиваться в условиях государственно-капиталистических отношений, при этом проводя достаточно сильную социальную политику по отношению к населению. Естественно имеются градации в плане понимания путей развития общества, сокращения или увеличения социальных гарантий, большей или меньше экономической свободы, но как таковые эти процессы в полной мере еще проявят себя в будущем, пока же они не формируют основную политическую и идеологическую повестку текущего дня. Основные противоречия проявляются в сфере этики, в сфере понимания этических основ общества и видимо в зависимости от того, какой из концептов станет доминирующим и зависит по какому пути пойдет человеческая цивилизация.
Нужно сказать, что пока националистически настроенным элитам, стремящимся защитить основы своей государственности, свою культуру и экономику в глобальном плане предложить человечеству особенно нечего. Весь глобальный идеологический наратив формируется на базе неолиберальной идеологии и трансгуманизма. Создается такое впечатление, что нет никаких возможностей противостоять тому натиску, который идет со стороны трансгуманизма и раньше или позже, но поле битвы за умы людей и в особенности молодежи останется за ним. Однако попробуем разобраться, являются ли позиции трансгуманизма столь уж несокрушимыми и возможно ли вообще доверить ему формировать треки развития общества в будущем?
Фундаментальной основой философии и идеологии трансгуманизма является обещание человеку возможности значительного увеличения продолжительности его жизни вплоть до вечного существования и предоставления ему состояния непрерывного счастья. В этом отношении он вплотную подходит в уровню религиозного мировоззрения значительная часть которого основана на представлении о вечной загробной жизни и на воздаянии за грехи при жизни земной. В отличии от религии, трансгуманизм легко (технологично) разрешает основную проблему любой религиозной этической системы, проблему ответственности перед обществом и людьми которую должен осознавать человек в процессе своей жизни, так как именно эта ответственность и является основой для воздаяния после смерти. Трансгуманизм предлагает решить проблему ответственности и страдания с помощью технических средств и благодаря этому достигнуть постоянного и абсолютного счастья. Подобная постановка вопроса дает основания утверждать, что трансгуманизм это не просто одно из западных идеологических течений, а квазирелигиозная идеологическая доктрина, которая в своем пафосе и масштабе противостоит всем религиозным доктринам мира. Ключевая разница заключается в том, что религия предлагает путь духовного восхождения человека к богу, трансгуманизм предлагает путь материальный, путь подмены божественного промысла в тварном мире. Но данное заманчивое искушение основано на очень шатком основании, которое уже не раз приводило человечество к колоссальнейшим социальным катастрофам. Оно основано на отсутствии веры в человека как существа полноценного и способного к духовному развитию на имеющейся биологической основе. Для трансгуманизма человек существо несостоятельное и его биологическое развитие исчерпано, единственное, что позволит ему двигаться дальше это искусственные технические улучшения. В основе этой позиции является совершенно ущербная вера в то, что мы имеем исчерпывающее знание о природе человека и иного знания уже не будет, причем само это знание можно охарактеризовать как механическое. Человек понимается и представляется исключительно как механизм, для которого можно сделать механический тюнинг и благодаря этому он обретет путь к новому, совершенному обществу. Однако о самом обществе и о том, как трансгуманисты его себе представляют они обычно рассуждать не любят. И это вполне закономерно, так как слишком много примеров строительства такого нового совершенного общества дает ХХ век и слишком много преступлений против человека и человечества под этим лозунгом было сделано. Сам термин (трансгуманизм) включающий в себя понятие гуманизма (веры в человека) оказывается ложным и фальшивым. Трансгуманизм не озабочен развитием человека, задача трансгуманизма уничтожить в человеке человеческое. Рассуждая о дальних горизонтах технологического прогресса, по факту трансгуманизм озадачен только сиюминутной выгодой от весьма сомнительных технических улучшений биологических свойств человеческого организма. Не осознавая в полной мере будущих последствий и отрицая всякую ответственность за эти последствия, трансгуманизм готов пожертвовать человеком, да и всем человечеством ради экспериментов, результаты которых совершенно не предсказуемы. Такая позиция, как правило, обосновывается тем, что человечество уже стоит на грани уничтожения по причине разных проблем и по представлениям трансгуманистов нет никакой разницы закончит ли свое существование человечество в связи с экологической катастрофой или в связи с технологическими экспериментами над человеком. Иными словами вместо решения уже существующих глобальных проблем предлагается дополнить их еще и трансгуманистическими проблемами. Видимо в качестве контрольного выстрела. И что самое драматичное такой вариант событий определяется как безальтернативный.
Нужно понимать, что такая позиция трансгуманизма формирует свои основания не в плоскости этики, а в плоскости экономики. Идущие потоком новые технологии, на которые уже потрачены огромные средства требуют для себя новые рынки сбыта, требуют новых потребителей, которые бы с радостью встречали эти технологии, не особенно задумываясь о долгосрочных последствиях. В этом плане показательна ситуация которая в настоящее время сложилась в США в плане употребления различного рода антидеприсантов. В определенном плане антидепресанты являются способом достижения счастья и спокойствия, о котором грезят трансгуманисты на этом примере можно достаточно наглядно увидеть куда могут завести трансгуманистические мечты. В настоящее время в США по официальным данным более 70% населения США используют антидеприсанты, причем зачастую особой необходимости в их использовании нет.
Ежегодно на таблетки американцы тратят более 300 млрд. долларов, причем в тройку самых часто выписываемых медикаментов входят вызывающие привыкание антидепрессанты и опиоидные болеутоляющие. Иными словами Америка сидит на «легальных наркотиках». Зачем мучить себя физическими упражнениями, сидеть на диетах и следить за распорядком дня, если можно принять одну таблеточку и чувствовать себя отлично? Такую мысль телевизионная реклама внушает американцам круглые сутки. Простое решение сложных проблем. Не такой ли путь простых технологических и фармакологических решений предлагает трансгуманизм. В результате как показывают исследования, ущерб от этих препаратов для здоровья населения оказывается колоссальным. Однако это ни как не влияет на объемы продаж этих препаратов, они только растут. Такой же прагматичный подход просматривается и по отношению ко всему комплексу технологий за внедрение которых ратуют трансгуманиты и ради которых готовы пожертвовать будущим человечества.
Однако нужно признать, что то очарование и вера в новые технологические горизонты, на которые опирается трансуманизм, довольно сложно преодолеть. Кажущийся безжалостным аргумент трансугуманитов о том, что критика их взглядов это противостояние техническому прогрессу и попытка вернуть человечество в каменный век, на самом деле далеко не идеален, а в сущности ущербен. Его несостоятельность становится очевидной, когда дискуссия переходит к вопросу целей внедрения этих технологий, глубокие социальные последствия которых неизбежны. И в тот момент, когда дискуссия переходит в такую плоскость становится очевидной вся ущербность и несостоятельность трансугманизма. По большому счету у трансгуманизма нет этической повестки, точнее для сторонников этой концепции вопросы этики полностью разрешаются в рамках классического западного понимания человека как существа исключительно биологического, содержание деятельность которого является конкуренция и борьба за ресурсы. В этической базе трансгуманизма лежит концепция «абсолютной свободы» из которой фактически полностью исключается проблема социальной ответственности. В отличии от Сартра, который понимал взаимодействие личности и социума как страдание, трансгуманисты исключают всякое страдание, предлагая вечное технологическое счастье. Ответственность перед обществом исключается и отдается только личности, субъекту, который имеет полную свободу распоряжаться своим телом как ему вздумается. Каким же образом такая «абсолютно свободная личность» будет взаимодействовать с социумом, идеологов трансугманизма совершенно не волнует. Для них достаточно подключить человека к глобальной нейросети и тем самым это позволит автоматически реализовать свою свободу. То обстоятельство, что такое подключение скрывает внутри себя огромное противоречие, ведущее в потери своей личной автономности, и как следствие потери свободы — это идеологов трансгуманизма мало заботит. В данном случае возникает парадокс, когда стремление к абсолютной свободе становится источником абсолютного рабства. Но признаться в этом идеологам трансгуманизма искренности не хватает. Они поступают также, как и во все времена поступали лживые проповедники, которые призывали людей пожертвовать своим будущим и самой жизнью ради сугубо корыстных устремлений миллиардеров, которым нужно продавать новые технологии и создавать для них новые стабильные рынки. Нет ничего удивительного в том, что самыми активными агитаторами в плане внедрения таких технологий являются представители бизнеса. Нет никакой разницы продаете ли вы наркотики в качестве антидепресантов, или вы продаете подключение к нейросетям в качестве инструмента получения новых интеллектуальных возможностей и бесконечного счастья. По всей видимости, как и с антидепресантами итог такого подключения будет столь же печальным. Очень ярко и наглядно возможные последствия этого подключения показаны в голливудском фильме «Суррогаты» 2009г. Особенно показательная сцена в конце фильма, когда из своих квартир выходят усталые, больные, неряшливые люди которые использовали электронные идеальные по внешнему виду электронные куклы-роботы. Красивая, глянцевая обертка искусственной жизни скрывал деградацию и физическое разложение общества.
Что можно противопоставить этому напору лжи, лицемерия и экономической алчности, которая заложена в основу трансгуманизма. Только искренность и честность, а точнее новую искренность. Именно с позиции новой искренности, которая является органичной частью нового традиционализма можно и нужно вести критику трансгуманизма. В отличии от фантазий о будущем, традиция обладает исчерпывающей искренностью заключенной в самом факте своего существования. Ее искренность проверена временем, очевидна и понятна.
В России понятие «новой искренности» возникло в конце 80-х начале 90-х годов как антитеза нарастающей абсурдности поздней советской и постсоветской культуры и пропаганды. Сущностью «новой искренности» было осознание разрыва между бытийным пониманием вещей и их официальной идеологической интерпретацией. Именно такое неприятие наблюдается в настоящее время по отношению к постмодернисткой, удушающей все и вся иронии. Если в то время эта ирония могла рассматриваться в качестве средств активного сопротивления и критики, то в настоящее время она демонстрирует всю свою беспомощность и несостоятельность. Подчеркнутая циничность постмодернизма, во всей своей глубине реализованная в сетевой коммуникации в форматах акцентированного глянца, не создает пространства для созидания и духовного развития. Как естественная реакция на эту пустоту возникла потребность в моральных идеалах, поисках правды. Однако возврата к моральным идеалам не произошло. «Новая искренность» в руках неолибералов вылилась в демонстрацию результатов бытия человека в пространстве постмодерна. Всё то, что постмодерн скрывал за иронией и сарказмом, упаковывая в глянец элитарности, вылилось в общественное пространство. Присущие человеку личные проблемы, преодоление которых всегда было основой для духовного развития человека, стали вывешивать как нижнее белье на всеобщее обозрение, подавая это как акт свободы. «Новая искренность» в неолиберальном и либертаринском ее понимании не стала основой ни для социальной солидарности, ни для духовного роста личности, она стала новым подиумом, на котором вместо гламурных нарядов стали демонстрировать исподнее. Поиска «новой социальности» не произошло. Процесс постмодернисткой личностной деструктивности продолжился.
Однако сам по себе изначальный посыл поиска новой искренности через стремление преодоления культурных разрывов, а именно это лежит в основе нового традиционализма, сохраняет в себе позитивные и продуктивные возможности. В данном случае «новая искренность» рассматривается как возврат к непрерывности культурной и исторической традиции, так как по настоящему, опереться в вопросе осознания будущего можно только на традицию. Трансгуманизму не нужно прошлое, по сути, ему не интересно и настоящее. Его интересует исключительно будущее, в котором социальное и политическое как таковое исключается и вырастает само по себе. Однако как показывает история, такой подход приводит к самым чудовищным последствиям.
Таким образом, возникает очередной парадокс, с которым сталкивается общество в настоящее время. Вопрос сохранения личностной свободы оказывается в зоне ответственности общества и главного социального института — государства. Сохранить подлинную свободу, свободу от технологического рабства можно исключительно в рамках независимого государства, которое сможет определить для себя эту свободу как ключевую социальную ценность. Глобализм, который основан на идеологии неолиберализма, ядром которой является трансгуманизм, готов сделать все, чтобы уничтожить эту свободу. Иными словами подключать личность к розетке и тем самым полностью контролировать все аспекты ее жизни вплоть для мыслей, или сохранить за человеком свободное пространство личной субъектности, право на свой уникальный внутренний мир и право на пространственную и психологическую неприкосновенность. Будет ли эта неприкосновенность, которая существовала, как данность до настоящего времени, определена как ценность и будет ли эта ценность определена как базовое человеческое право? Возможно ли определить это право и ценность как неотъемлемую часть духовной традиции человечества? Традиционализм и в частности Новый традиционализм отвечает на это утвердительно. Только сохранение этого пространства позволит человеку остаться человеком и преодолеть нарастающий натиск технологической агрессии надвигающейся на него как девятый вал.
В заключении хотелось бы сказать, что разворачивающаяся на наших глазах борьба между стремлением глобалистов отказать народам и каждому отдельному человеку в праве на самобытность и уникальность и традиционалистами, которые находят в традиции основу для утверждения и сохранения культурной уникальности и личной свободы будет все больше нарастать. Естественным образом она будет проявляться во всех сферах жизни общества: в политике, культуре, экономике и пр. Не смотря на то, что порой кажется, что сопротивление натиску глобалистов бесперспективно, сама природа и сущность человека, которая изначально стремиться к осознанию себя как уникального микрокосмоса будет сопротивляться этому натиску, будет служить основой для этого сопротивления и прочным фундаментом для утверждения этой уникальности будет традиция. Только укорененность в традиции дает основание для осознания своей уникальности, только традиция дает право на эту уникальность, дает силы и веру.
